ад неизменен — простая истина, которая укоренилась в сознании аластора навсегда.

не важно сколько пройдет времени: семь или пятьдесят лет — это место останется прежним: скоплением жалких неудачников, которые встретившись со своей судьбой только и могут что скулить да плакать. выживает сильнейший, а поэтому кровопролитие не заканчивается никогда; оверлорды продолжают гнуть свою линию в борьбе за власть, а грязные, порочные души страдают в агонии собственных непотребств и роковых ошибок. люцифер по-прежнему бездействует, продолжая закрывать глаза на многочисленные выпады со стороны оверлордов, игнорируя сам факт проблемы, которая в будущем может обернуться настоящей трагедией.

а зря. тройка ви уже набрала достаточно власти, чтобы суметь противостоять другим могущественным оверлордам, втаптывая в грязь их авторитет на глазах у встревоженных жителей ада; когда они захотят откусить кусок больше и восстать против самого короля ада — всего лишь вопрос времени.

но есть ли смысл винить люцифера в слабости? даже лилит сдалась, отринув то, что было когда-то дорогу сердцу. а ведь они могли спокойно наблюдать за тщетными попытками выживания демонов и бесов и получать точно такое же неподдельное удовольствие, какое получает аластор, наблюдая и упиваясь чужим горем и неудачами. всего лишь забава, всего лишь возможность скоротать время, филигранно подливая масло в огонь.

чарли в этом замкнутом кругу зверства и бесчеловечности выглядит смешно и нелепо; она слепа, словно новорожденный котенок и крайне наивна, что позволяет аластору без труда навязывать ей собственную точку зрения. ее помыслы чисты и заслуживают уважения, но где-то на небесах — точно не здесь.

первое время ее искреннее желание спасти всех и каждого кто в этом нуждается выглядело как трижды переваренный кал — неудивительно что на нее смотрят как на умалишённую, однако, аластор видит в ней куда больший потенциал, чем другие. не стоит забывать — чарли морнингстар в первую очередь наследница престола, а уже потом дурочка кричащая об искуплении. она — возможность, она — инструмент, а любой инструмент требует лишь одного — правильного использования. милое, восторженное дитя совершенно не понимает реалий современного ада, ее глаза застланы пеленой грез и детских капризов, и тут выступает аластор — как помощник, советчик и защитник ее интересов, тот, кому она не безразлична, в отличии от родного отца.

аластор с трудом давит свой цинизм, скрывая его за лукавой улыбкой, молчит, наблюдает, анализирует. поддержка ее амбиций и желаний — малая часть того, что он может дать ей, но всяко явно это уже больше того, что может предложить люцифер. он не может быть с ней постоянно рядом, а аластор может.

все идет так, как задумано.

когда в вестибюле отеля вновь разгораются жаркие споры, аластор занимает почетное место наблюдателя на красном велюровом диване, хитрым прищуром наблюдая как ниффти пытается заколоть очередного жука. вэгги с хаском вновь сцепились: спорят о количестве выпитого алкоголя, а доблестный сэр пентиус пытается сгладить углы и пресечь ссору на корню. аластор слушает молча, позволяя себе отпускать лишь редкие колкие замечания в адрес каждого.

когда дверь отеля распахивается, практически никто не обращает на это внимания: все заняты выяснением отношений и лишь аластор замечает, как расстроенная чарли, подобно смертельному вихрю пересекает холл, мгновенно скрываясь за углом второго этажа.

его улыбка становится шире, он подзывает ниффти легким взмахом микрофона, наказывая ей следить за тем, чтобы никто из постояльцев не поднимался на второй этаж — временная необходимость.

черная густая тень скользит вслед за чарли и останавливается перед дверью, дымка рассеивается и аластор склоняет голову, прислушиваясь к тому, что происходит в комнате. тихие всхлипы, сдавленные рыдания — она явно боится, что кто-то услышит, что кто-то увидит ее слабость; улыбка аластора становится еще шире, он аккуратно касается двери микрофоном и давит на нее, пока та не распахнется.

ее возглас как напоминание о том, что у нее тоже есть личное пространство, границы, которые она пытается оберегать. вот только аластору плевать на все эти девчачьи бредни; он игнорирует ее гневный выпад, словно его и не было вовсе, а затем делает уверенный шаг, пересекая порог.

заприметив аластора, чарли невольно меняется в лице, практически сразу принимая деловой вид — интересно скольких усилий ей это стоило? аластор смеряет ее хитрым, оценивающим взглядом и проходит по комнате, усаживаясь на небольшую банкетку возле большого панорамного окна, вид из которого позволяет увидеть пентаграмм-сити во всей своей тривиальной красе.

аластор закидывает ногу на ногу, упирается микрофоном в пол и улыбаясь склоняет голову на бок. под тяжестью его пристального взгляда, он замечает некую беспомощную растерянность: в некогда ярко горящих глазах читается обида и горькое разочарование; мир рушится, распадаясь на части, но кто же тому виной?

— милочка, что за горькие слезы ты тут проливаешь? хочешь, чтобы на потолке нашего чудесного заведения образовались уродливые мокрые разводы? — аластор выдерживает долгий пронзительный взгляд, а после шутливо отмахивается, — шучу-шучу, но если ты решила оплакать каждую грешную душу, то советую запастись салфетками, потому что ковчег, в случае потопа, мы еще не подготовили.

аластор в мгновение ока превращается в тень, ловко и быстро оказываясь за спиной чарли; его тихое, размеренное дыхание обжигает край ее уха.

— если у этих слез есть весомая причина, то я хотел бы ее узнать.