глупцы.
все, кто решил противиться его воле.

они увидели в нем опасность. угрозу, что распространяется подобно лесному пожару в сухую, ветреную погоду. они возомнили себя освободителями, спасителями и защитниками: людьми, что положат конец кровавым бесчинствам, а теперь, терзаемые предсмертной агонией давятся собственной кровью, вкушая последствия что сами на себя навлекли.

идиоты. слабые, заносчивые насекомые.
они недостойны жить.

спасения нет, так же, как и блаженного рая, о котором поэты слагают стихи. есть боль, страдания и последующая безмолвная пустота.

каждый из них понесет наказание.
каждый из них будет проклят.

отгремевшая война осела саднящей болью в горле, кровью на костяшках пальцев, бешеным ритмом сердца. сукуна запрокидывает голову, подставляя разгоряченное лицо под прохладные капли дождя: они смывают пот, кровь и чужие надежды на долгожданную победу: король проклятий улыбается, блаженно прикрыв глаза; он наслаждается собственной неоспоримой властью, которую показал и доказал в кровавом поединке против элитных бойцов клана фудзивара.

небо, ставшее свидетелем его жестокости, разразилось проливными слезами над тысячью павших воинов; кажется, сама природа оплакивает несостоявшихся героев: отцов, мужей, сыновей. всех, кого любили и ждали. всех, кто больше никогда не вернется в свой дом.

кто-то из них еще жив: корчится от боли в лужи собственной крови. он не станет тратить время чтобы добить каждого. кто выживет — послужит примером его беспощадной ярости: о нем еще долгое время будут говорить, презирать и бояться.

ему нравится эта тягучая прохлада, запах мокрой земли, истоптанной травы и стальной привкус крови во рту. нравится вид изувеченных тел, разбросанных конечностей, лужи крови: смерть витает в воздухе, гонимая беспорядочными порывами ветра. мягкий шелест дождя смывает грехи, приглушая предсмертные стоны.

сукуна брезгливо перешагивает тела, крепко прижимая ладонь к ране в правом боку: обильная кровопотеря, не стихающая боль; обратная техника не позволяет исцелить столь небрежную промашку: яд медленно распространяется по телу.

устало бредя через тела поверженных воинов, он останавливается, заприметив свою цель. его враг повержен: хрипит, захлебываясь кровью, шепчет проклятия. в его затуманенном (почти стеклянном) взгляде нет страха; была решительность угасла, словно пламя свечи. его серые глаза тускло фокусируется на сукуне: образ неровный, расплывчатый. взгляд опускается на глубокую рану в боку, которую он нанес в отчаянной попытке защититься: на его губах дрогнет улыбка, а тихий, хриплый смех нарушает мертвую тишину. он смеется, кашляя кровью.

— от этого яда тебе не спастись. очень скоро твое тело начнет гнить заживо, — воин выплевывает слова вместе с кровью. скрипучий смех становится громче.

сукуна плотно сжимает зубы: не от боли, а от сквозящей ярости. он поднимает с земли небольшой валун и со всей силы швыряет в лицо мага. он падает на колени рядом с телом, сжимая влажный камень в руке и начинает бить по голове пока смех не сменится треском костей и чавкающим звуком раздробленной плоти. удар за ударом. пока чужое лицо не превратится в кровавое месиво. сукуна останавливается лишь когда очередной замах отдает нестерпимой болью в боку, прижимается лбом к холодному влажному камню, стараясь восстановить сбитое дыхание. он медленно отстраняется, небрежным движением руки стирая пот с лица.

он надменно смотрит на труп, ведет широкой ладонью по груди своего врага, разрывает на нем броню, оставляя грудь обнаженной и точным резким движением руки вырывает еще теплое сердце. он съест его позже, а пока прячет в небольшой лоскут черного пояса, бережно убирая добычу в карман.

* * * *

он не знал, сколько времени уже прошло. не знал, когда пустят собак по его следу. он искал лишь небольшого убежища, места, где сможет подлатать рану и переждать непогоду.

рваные полы кимоно цепляются за острые суки, ветви деревьев, прогибающиеся под силой ветра задевают его, словно цепкие костлявые пальцы самой смерти, пытающиеся затащить в свои объятья. сукуна вглядывается во тьму: где-то далеко, на склоне горы виднеется тусклый огонек в небольшом, неказистом доме. путь до него не близкий, тяжелый, но он, превозмогая боль продолжает двигаться к цели, надеясь, что его история не закончится здесь. все его четыре руки задействованы: одной он придерживает рану, другой закрывает лицо от дождя, а двумя остальными убирает массивные ветви, преграждающие путь.

он не может умереть.
только не сегодня. только не так.

яд стремительно распространяется по телу, медленно отравляя молодое нутро. сукуна чувствует как немеет лицо, как расплываются очертания леса в глазах, как озноб пробирает до самых костей; он останавливается лишь на мгновение, когда заходится хриплым кашлем. на его ладони кровь, она стекает по губам и разбавляя капли дождя скатывается вниз по шее, оседая алыми пятнами на некогда белом кимоно. раскаты грома проносятся по округе, словно преследуя мнимого короля. мягкая почва чавкает под ногами.

он обессиленно падает на колени, когда остается лишь пара шагов до небольшой избы. переводит дух. собирается с силами. ноги подкашиваются, когда он пытается подняться.

волю его не сломить.
он делает над собой усилие, встает на ноги, чтобы дойти до двери. опирается на нее с грохотом, стучит, скребется, словно кот. язык начинает неметь, звуки что рвутся из груди застревают в горле, оставаясь на губах мучительными стонами.

опираясь на дверь, он продолжает стучать. удар за ударом. до тех самых пор пока дверь не поддается. он с грохотом валится на пол, ощущая как все его продрогшее тело окутывает тепло, исходящее от небольшой печи. запах домашней еды, потрескивание бревен объятых огнем и размытый силуэт; он видит испуганный взгляд ребенка, прежде чем проваливается во тьму.

помоги.