не волнуйся.
расслабься.
поддайся.
мысли — беспорядочный поток.
отголоски здравого смысла проносятся вскользь, выбиваясь из общего течения, а самые сокровенные фантазии, покрытые чернью, вьются и кружат в неистовом, дьявольском хороводе. водоворот рассеянного сознания разъедает нутро леденящим холодом.

вдох дается тяжело; воздух с хрипом и свистом проникает в легкие. что-то давит на гортань, не позволяя полноценно дышать. хидан жмурится — возвращение к реальности ощущается болезненной ломотой в теле, словно каждая клеточка его организма протестует против пробуждения.

нет.
еще рано.
стой.

он открывает глаза: в тусклом полумраке на потрескавшемся потолке виднеются причудливые очертания небывалых форм: сознание собирает их в кучу, точно вылепливая уродливые пляшущие фигуры; картина нечеткая, плывущая, дрожащая словно потревоженная водная гладь. в какой-то момент ему начинает казаться что стены и потолок дышат, медленно опускаясь — разум откликается подступающей тошнотой.

он на ощупь касается чьей-то кожи: теплая, тяжелая рука, увешенная массивными браслетами и кольцами, давит на горло. приподнимаясь на одном локте, хидан с пренебрежением сбрасывает ее и оглядывается по сторонам.

он находится в небольшой тесной комнате плотно уставленной обшарпанной мебелью; на комоде старый крупногабаритный телевизор с разбитым экраном; в нем тускло отражается свет лампы что стоит на краю прикроватной тумбы. хидан видит свое отражение: уродливое, искаженное — то, что больше соответствует его внутреннему миру, нежели внешней оболочке.

на кровати, помимо него, есть еще тела: две девушки, возраст которых чуть больше четырнадцати лет, лежат по обе стороны от него. одна, та что крупнее своей подружки, лежит на животе, а с ее рта медленно вытекает белесая пена: маленькие пузырьки, надуваясь, тут же лопаются. вторая, лежит к нему спиной, скрючившись, подобно эмбриону в утробе матери; в ее темных слипшихся волосах хидан замечает кусочки пищи. с нескрываемым отвращением он упирается ногой в ее спину и грубым толчком сбрасывает ее на холодный пол; она падает с глухим ударом, не приходя в себя.

в гостиной комнате тел больше. перешагивая одно за другим, хидан проходит к выходу, но останавливается, услышав чье-то тяжелое, сбитое дыхание. в дверном проеме, что ведет на кухню, какой-то парень старательно толкается в женские бедра; вялые шлепки кожу об кожу перебивают чавканье кота, который жадно слизывает чью-то рвоту с грязного, кафельного пола. обхватив пальцами холодную дверную ручку, хидан покидает квартиру, сглатывая ком отвращения.

прохладный ночной ветер путает волосы, тело пробирает дрожь; в кармане джинс пусто и волнение на миг охватывает нутро. ему не хочется возвращаться. проверяя карманы кожаной куртки, он все же находит заветные ключи от тачки что на днях взял в прокат, а так же наполовину пустую пачку жвачки и спичечный коробок, набитый несколькими граммами ангельской пыли. усаживая задницу в старенькую субару, он поправляет зеркало заднего вида и включает радио.

на часах ровно пять.
возвращаться в свою конуру с рассветом не сколько привычка, сколько, выгравированное на черепе, правило — свобода, возведенная на пьедестал. выживать на улицах без гроша в кармане тяжело, но быть рабом системы еще хуже.

желудок сводит болью — он не помнит, когда в последний раз ел. круглосуточные забегаловки в центре, ехать далеко, лениво. он выбирает вернуться домой, проспаться, а потом уже решить проблему голода.

вот только…

билборд с изображением сочного бургера круто меняет его планы. он давит на тормоз, и сдирая засохшую корку с губ жадно разглядывает влажную мясную котлету, что покрывает плавленый сыр. желудок вжимается в позвоночник, и хидан давит на газ, выкручивая громкость радио на максимум; он качает головой в такт под лютый бит этого холодного утра.

трезветь неприятно.
неприятно, когда колкая дрожь сотрясает тело. нужно догнаться — чем быстрее — тем лучше. он тянется к бардачку, совершенно не глядя на дорогу. зажав самокрутку в зубах, он чиркает зажигалкой, и лишь когда подносит огонь к лицу, замечает чей-то силуэт.

все происходит быстро, но разве бывает иначе?

он бьет по тормозам, и шины жалобно визжат, стираясь об асфальт.

глухой удар.

толчок.

разбитая переносица и теплая кровь.

зажигалка выскочила из рук, самокрутка осталась не раскуренной.
он смотрит вперед под веселый бит, сжимая руль до побелевших костяшек; замер, почти не дышит, чувствуя бешенный ритм своего сердца. кровь в висках пульсирует в такт.

он хмурится, прикусывает губу и чуть поддается вперед, чтобы посмотреть, на что он напоролся; отсюда не видно и он сдает назад. замечает свое отражение в зеркале — кровь медленно стекает по лицу; он вытирает переносицу рукавом и смотрит на дорогу.

на щербатом асфальте спиной к нему лежит девка и даже не думает подниматься. ее длинные красные волосы небрежно разлетелись в разные стороны.

хидан смотрит на нее, злится.

вставай. встань, хули разлеглась.

он кротко сигналит ей, в надежде что она «проснется», отряхнется и свалит нахуй с его пути. но этого не происходит, она продолжает лежать.

к черту.

он объезжает ее и едет дальше, разглядывая бездыханное тело в зеркале заднего вида; ее лицо скрыто волосами.

блядь. сука.

он останавливается, выжидает.

просто. встань. сука.

раздраженно открыв дверь, он обходит тачку: наклонившись ведет ладонью по изгибам холодной стали, заостряя внимание на свежей, уродливой вмятине. придется выкладывать бабки на ремонт. хуево.

он подходит к ней: не скрывая своего презрения, упирается ботинком в плечо и раскачивает тело. она лишь по инерции переваливается на спину и волосы спадают с лица. хидан присаживается на корточки и холодными пальцами приподнимает ей веки: одно за другим. он встает, хлопает себя по карманам, но телефона нет — успешно проебан. вызвать скорую он не может, не может и оставить ее здесь.

или может?

забей.
оставь.
иди домой.

а кто за ремонт платить будет?

хидан запрокидывает голову.

— так ты наказываешь меня? — скрипя зубами, обращается он к своему богу.

оставь.
ее.
в покое.
брось.
забудь.

он поднимает ее на руки: — как такая коротышка может быть такой тяжелой.
сам не понимая зачем, заталкивает ее в машину: усаживает рядом с собой, не пристегивая, сердито хлопая дверью. смотрит на всю эту картину, думает, что нужно было оставить ее на дороге. черт дернул.

— в пизду. даже жрать расхотелось. скинул бы тебя в канаву, но скину у больницы, идет? — спрашивает, громко хлопая ее по ляжке.

хидан шумно выдыхает и устало трет переносицу. из раздумий его выводит тачка, что сигналит позади. вовремя. он трогается с места, стараясь припомнить адрес ближайшей больницы. на нее почти не смотрит — бесит одним своим присутствием. все планы спутала. дура. остановившись на светофоре берет ее запястье, проверяя пульс. жизнь еще теплится в ее шкуре, а значит не помрет.

поворачивая на перекрестке, хидан замечает, как по полу катаются утерянные самокрутка и зажигалка. он тянется, но достать не получается. остановившись на очередном светофоре, он ловит на себе пристальный взгляд из соседней машины, пожилая женщина смотрит не моргая куда-то за ним. хидан отслеживает направление, поворачивает голову в сторону сбитой девки и вздрагивает от испуга: ее кожа потемнела, под глазами чернота, а из головы торчат... рога? он давит по газам, выруливая на красный.

— я может чего не догоняю, но точно знаю — так быть не должно! — он касается пальцем кончика ее рога. острый. твердый.

— настоящий? знал бы ты что ты уродина такая, в багажник бы затолкал. какого хуя я вообще делаю?

а как я тебя у больницы оставлю? а если ты сожрешь кого?

— стоп! а если ты сожрешь меня?

сука!

он хотел бы списать все на наркоту, но происходящее было слишком реальным. досадно что затянуться не успел, а все что было выжрато ночью уже давно выветрилось и отрегенилось.

сейчас главное успокоится и добраться до дома. разбираться он будет позже. сначала надо спрятать от любопытных глаз эту неземную «красоту».

* * *

в квартире холодно, утренний свет кое-как пробивается сквозь криво завешенные шторы. хидан бросает тело на диван и стирает капельки пота со лба тыльной стороной ладони. не таким он представлял свое утро. в холодильнике пусто, лишь небольшая банка пива одиноко стоит на полке в ожидании смертного приговора.

под урчание собственного желудка он устало падает в кресло, закидывая ноги на низкий стеклянный стол. вскрыв банку, он вливает в себя холодный напиток и ставит ее на пол. 

в его руках ее кошелек с парой шелестящих купюр. сама она напротив него, лежит распластанная на диване и что-то мычит, наверное, от боли. дотащить ее до квартиры так, чтобы никто не видел оказалось не просто.

заметив, что она пришла в себя и открыла глаза, он прячет ее деньги в карман в качестве платы за доставленные неудобства
( конечно этого недостаточно и он потребует еще. но позже. ) и швыряет в нее пустой кошелек.
— а теперь расскажи мне, что ты за хуйня такая? — спрашивает хидан, направляя на девку пистолет.