URAUME * |
сожги меня, порядочность и нравственность давно покинули его сердце, оставив после себя лишь горькое послевкусие. претендовать на святость — глупо, в его сердце не осталось сострадания, лишь долг, верность и бесстрашие. а еще любовь: неизменная, покорная, пронесенная сквозь боль и страдания. тихое пламя что томится внутри — неугасающий огонь надежды, ничто не способно затушить его. он — его предназначение. года, столетия, века. неважно. он пронес сквозь тернии попытки на его воскрешение. возложил на жертвенный алтарь свое окровавленное сердце и поклялся самому себе, что непременно найдет способ вернуть своего господина в этот мир. мир, который по праву принадлежит ему. мир, который он готов положить к его ногам. за одно лишь признание его значимости. но даже если он пренебрежет им, даже если отринет, он все равно будет рядом, слепо следовать за ним словно тень — оберегать его покой, защищать его тело и быть тем, кто не задумываясь отдаст за него свою жизнь. таков его путь. |
дождь почти закончился, но крупные капли все еще падают на землю. вдали чей-то истошный крик нарушает привычную тишину леса; уилсон оборачивается в сторону шума и некоторое время мешкает: броситься на помощь или же сделать вид, что ничего не слышал и уйти прочь. сердце в груди начинает биться чаще, а пульс учащается. он с силой сжимает лямку старого, потрепанного временем, рюкзака вглядываясь в густую чащу ивового леса. крик повторяется, но в этот раз он более жуткий, полный отчаянья и страха — уилсон не задумываясь бросается на помощь — неосознанно, по инерции, словно неведомая сила подстегнула его кнутом. он бежит по влажной почве, она отзывается гулким чавканьем; колючие ветки бьют по лицу и уилсон не успевает от них отмахиваться, он бежит так быстро, что горло начинает саднить.
крики стихают, вместо них четкие ритмичные удары отзываются эхом в грудной клетке. уилсон затихает, стараясь восстановить сбитое дыхание после быстрого бега. он крадется меж деревьев, выглядывает из-за влажной коры и замирает, когда видит нечто большое: необъяснимый силуэт животного(?) методично бьет бездыханное человеческое тело о ствол дерева. уилсон чувствует, как к горлу подступает тошнота, как холодный пот струится по лбу, а его руки дрожат; он в ужасе пятится назад. сухая ветка хрустит под его ногой и чудовище резко оборачивается.
он просыпается в холодном поту, по лесу раздаются глухие удары — вуди снова срубает деревья. ранее утро встречает ознобом, уилсона бьет мелкая дрожь и как бы он не пытался согреться у него ничего не выходит. один и тот же сон преследует его на протяжении уже нескольких недель — чудовище всегда одно и то же.
по-моему, я схожу с ума.
он все еще винит себя, ругает за минутную слабость, которая стоила ему нескольких лет сурового выживания. ведь если бы он тогда в порыве голода не съел корень мандрагоры, то не уснул бы прямо посреди прогалины, а вуди, что чудом набрел на него, не пришлось бы защищать его спящее тело от нападения гончих.
— тебе не здоровится, вот возьми, — уолтер протягивает травяной отвар. уилсон берет самодельную чашку в руки и вдыхая аромат напитка кривит губы.
— знаю, пахнет так себе, но это поставит тебя на ноги.уолтер был прав, его навыки к выживанию, а именно курс молодого скаута, действительно был крайне полезным. уилсон не знал, что за варево ему дали, однако после него он чувствовал себя совершенно здоровым. прожив несколько лет в одиночестве уилсону действительно тяжело давались навыки общения, он не привык жить в коммуне, и любая забота, проявленная в его адрес, вызывала вопросы. к горю или, к счастью, он был не единственным выжившим, чьи навыки общения оставляли желать лучшего. белобрысая девчонка, что все время таскалась с увядшим цветком, так же не обладала социальными навыками.
она кидает рюкзак у потухшего костра и уилсон отвлекается от старого самодельного сундука, древесина которого местами вздулась и рассохлась.
— ты принесла то что я просил? — уилсон хватает рюкзак и с силой трясет его, венди не слышит его вопроса. пробегаясь взглядом по выпавшему содержимому, он не находит желаемого и обреченно вздыхает.
— плохи наши дела, хотя, — он поднимает с земли причудливые предметы и зажав один из них между пальцев с интересом разглядывает необычную диковину, — если король примет дары, быть может, я смогу построить машину, которая решит большую часть наших проблем.уилсон поднимает голову, но венди рядом нет, она сосредоточенно меняет цветы в усыпальнице; маленький ритуал скорби и уважения, дань ее погибшей сестре. он молча наблюдает как тонкие девичьи пальчики ловко вынимают увядшие лепестки. тишину нарушает вновь возобновившаяся вырубка деревьев, вуди отдохнул и снова принялся за работу. уилсон поднимается с колен и отряхивает рюкзак венди от пыли и грязи.
— сегодня ночью кто-то умрет.
— а? — поднимая с земли морковку и вытирая ее об край жилета, переспрашивает уилсон.
— о чем ты говоришь? — с хрустом откусывая небольшой кусочек от моркови уилсон смотрит туда же куда и венди.— не говори ерунды, этот здоровяк всех нас переживет, — усмехается уилсон и хлопает девчонку по плечу, — тебе не о чем переживать, этот парень в одиночку спас меня от нападения гончих, пока он с нами все будет хорошо.
уилсон поднимает с земли странный искривленный венчик: — быть может прогуляемся до короля? если сторгуемся на три слитка — я смогу приступить к работе сегодня же.