cry4u |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
COME AND WIPE MY BLOOD WHEN |
[nick]Arataki Itto[/nick][status]где твой жук, сестра?[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/b9/7f/2/748006.png[/icon][fandom]genshin impact[/fandom][lz]<center><small>мои условия выжить просты: <br>у кого-то воздух, <br>у меня — <a href="https://kicks-and-giggles.ru/profile.php?id=860"><b>ты</b></a></small></center>[/lz]
[nick]Arataki Itto[/nick][status]где твой жук, сестра?[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/b9/7f/2/748006.png[/icon][fandom]genshin impact[/fandom][lz]<center><small>мои условия выжить просты: <br>у кого-то воздух, <br>у меня — <a href="https://kicks-and-giggles.ru/profile.php?id=860"><b>ты</b></a></small></center>[/lz]
когда лиловый хитин отражает яркие лучи солнца, итто задерживает дыхание в легком трепете и предвкушении, внимательно наблюдая как его оникабуто, маленький, но весьма отважный, борется за звание чемпиона. и у него получается: получается поднять свои внушительного размера рожки чтобы нанести последний удар оппоненту. итто победоносно ударяет кулаками об стол, так, что жуки на мгновение подпрыгивают, а его раскатистый смех разносится по округе. дети, что собрались вокруг, шумят словно небольшой рой цицинов: кто-то перешептывается, кто-то поддерживает итто в его безоговорочной победе. о́ни протягивает свои когтистые руки и сгребает все выигранные конфеты, но его останавливает детская рука, что ложится поверх его. когда о́ни поднимает взгляд, он видит перед собой детей постарше и хмурит брови, вопросительно склоняя голову в бок.
— в чем дело? я их честно выиграл!
не все из детей готовы разделить радость демона, не все готовы принять его в свое общество. один из мальчуганов легким ударом пальцев сбрасывает со стола жука-победителя, тот отлетает и падает на землю, где на него нарочито наступает другой ребенок. итто подскакивает из-за стола, чувствуя, как гнев и ярость проходятся по коже колкими, почти болезненными мурашками. он смотрит на обидчиков, плотно сжимая зубы, стараясь сдерживать свой минутный порыв — ему ничего не стоит проучить этих сопляков, вот только итто ловит на себе испуганные взгляды других детей, раздраженно швыряет конфеты на землю, подходит к погибшему оникабуто и бережно укладывает его раздробленное тельце на свою широкую ладонь.
обида оседает комом в горле: как бы он ни старался, чтобы он ни делал — общество все еще не принимает его таким, какой он есть. возможно, бабушка-о́ни была права; возможно люди никогда не примут его; возможно никогда не посчитают за равного. за спиной слышатся едкие смешки, дразнилки и обзывательства: итто все еще сидит на корточках, рассматривая погибшего оникабуто; все его нутро сжимается от злобы, она поднимается высокой волной и вот-вот захлестнет его с головой.
на его плечо мягко ложится детская рука — мальчик, который проиграл ему в бое оникабуто садится рядом, разглядывая изуродованное тело насекомого. итто на мгновение замирает, когда видит этот взгляд — полный искреннего сожаления.
подростки уходят, а вместе с ними и остальные дети, оставляя итто в полном одиночестве наедине со своими мыслями. даже мальчишку, который так отчаянно пытался поддержать демона, уволокли силой.
остаток дня он провел в размышлениях, сидя в тени фиалкового дерева; он не хотел возвращаться домой в скверном настроение, знал, что бабушка-о́ни в очередной раз расстроится, когда увидит его уныние. ей не нужны были слова, бессмысленные разговоры по душам — она видела его насквозь — всю печаль и боль, которые раз за разом терзали его сердце и душу.
каким бы он был без нее? по какому пути пошел бы?
когда на инадзуму опускается ночь — такая темная и безлунная, итто решает закончить этот день похоронами своего погибшего товарища.
путь к священной сакуре труден и не прост для простых людей — тысячи ступеней вверх как самая настоящая пытка. когда-то давно, когда он бесцельно скитался по рынку инадзумы, ему довелось услышать от одной из жриц, что тщательно выбирала дорогой шелк, историю о благословении души. вслушиваясь в вкрадчивый голос женщины, итто навсегда запомнил, что священная сакура обладает таинственными свойствами.
и если это так, если священная сакура может даровать благословение — то почему бы ему не обратится к ней за помощью.
в очередной раз.
ведь ему так нужно немного удачи.
когда в первый раз итто пришел хоронить одного из своих павших оникабуто — жрицам это не понравилось: они были в ужасе, когда увидели, как о́ни разрывает землю возле корней, своими длинными, когтистыми пальцами.
возможно, не стоило делать этого днем, на виду у прихожан и жриц. возможно, не стоило спорить с яэ мико, дерзить и обзывать ее напыщенной лисой. возможно, стоило прийти ночью.
итто останавливается где-то на середине, переводя дыхание: он вымотался за целый день и последний рывок, к его завершению оказался не слишком прост. он подходит к краю, смотрит на святящийся внизу город и поджимает губы. вдали от инадзумы он видит очертания небольшой избушки, свет не горит, а значит бабушка-о́ни не стала ждать его этой ночью.
поднявшись на вершину, итто осмотрелся по сторонам — прежде он еще не видел храм таким пустым и безжизненным. он аккуратно перешагнул через небольшую ограду, что закрывалась на ночь и пошел прямиком к священной сакуре: в полумраке, освященная тусклыми фонарями она выглядела величественно и непостижимо; от легкого дуновения ветра с нее слетали небольшие, розовые лепестки.
итто застыл на мгновение, наблюдая за красотой священной обители; несмотря на легкий озноб из-за ночной прохлады, он чувствовал себя воодушевленно — впервые за целый день.
подобравшись к массивным корням, он достал из кармана небольшой сверток и положил его рядом с собой. выбрав самое подходящее, по его мнению, место, он начал рыть небольшое углубление в земле. почва была сухой и рыхлой, неприятно забивалась под длинные когти и разлеталась пылью. вырыв небольшую могилу нужной глубины, он развернул лист фиалкового дерева, чтобы в последний раз взглянуть на своего павшего чемпиона.
— наверное, мне стоит произнести речь, — мягко укладывая оникабуто в землю, прошептал итто.
— ты был достойным, — громко и с выражением произносит демон, прикладывая руку к сердцу, — и погиб с честью, как настоящий герой!
драматическая пауза, что повисла в воздухе как возможность подобрать слова. итто хмурится, ловит себя на мысли, что не слишком хорош в выражении чувств и эмоций. он смахивает ладонью землю, засыпая жука и вздыхает, — ты никогда не будешь забыт.
за спиной слышится шорох и итто замирает, прислушиваясь; он чуть склоняет голову на бок, обращая взгляд через плечо, а после поворачивается, упираясь коленями в землю и поднимает испуганный взгляд на заставшую его жрицу.
— чего не спишь, подруга? — выпаливает итто, сдвигаясь в сторону, прикрывая собой следы своих раскопок.
у куки лицо такое, словно она съела пять лимонов сразу, когда миюки, почти что гордо, расправляет ее одеяние жрицы в очередной раз. осторожно и с трепетом, будто бы касаясь чего-то действительно ценного и священного. сейчас она выглядит точь в точь как мать, когда та отправляла шинобу вслед за старшей сестрой в великий храм наруками. даже хмурится точно так же, когда младшая дочь клана куки чуть недовольно пинает носом обуви камешек, в очередной раз пропуская нудные нотации мимо своих ушей.
из поколения в поколение все в их семье служили верой и правдой в величественном храме, гордо нося звание жриц и пользуясь определенным уважением среди людей, что ежедневно совершали свое восхождение на гору ёго. шинобу же, оказавшись среди всей этой «священности» чувствует себя до ужасного смешно и нелепо. она словно не вписывается в общую картину, выбиваясь пятном. таким, что вроде незначительным кажется, но рука все время тянется соскрести, поправить.
старшие жрицы к новенькой относятся снисходительно, списывая все на неопытность. учат один раз, второй, пятый, десятый... сотый. куки с подсчета сбивается, сколько раз миюки и другие «сестры» со всей присущей им сдержанностью и терпеливостью объясняют ей основные правила и традиции. на вопрос зачем все это? — ответить никто не может.
просто выучи. просто запомни.
так нужно. так правильно.она таблички молитвенные расписывает и вручает их прихожанам, заученно пересказывая все то, что запомнила от старших, а лицо ее еще более хмурое, чем небо над островом сэйрай. яэ мико, растягивая губы в своей лукавой лисьей ухмылке, в очередной раз потешается над жрицей юной, видя ее явную неловкость и дискомфорт. за щеку тянет, натягивая на непроницаемое лицо подобие улыбки, словно бы искренне поражаясь столь яркому различию между сестрами. миюки уверяет, что она еще освоится. куки по глазам яэ видит — та не верит, внутреннее сопротивление слишком явное. впрочем, шинобу не сильно скрывалась.
день за днем одно и то же. шинобу кажется, что она попала во временную петлю, где даже лица одни и те же. одни и те же молитвы, одни и те же слова. одно и то же количество омовений и поклонений. храм наруками призван дарить исцеление и покой душевный. только вот почему ей настолько паршиво? вдох. выдох. вдох. выдох. куки абстрагироваться пытается. ведет внутренний диалог сама с собой, пытаясь убедить сопротивляющуюся часть потерпеть. подождать. кого или чего — не уточняет.
её лицо слишком серьезное для столь юной девушки. а взгляд фиалковых глаз пронзительный, до дрожи пробирая. шинобу контрастирует с местными жрицами слишком сильно. даже сильнее, чем думала сама она. «молодая жрица, что никогда не улыбается» за спиной раздается все чаще и чаще среди прихожан. сестра качает головой, пытаясь упорно исправить младшую, на путь истинный наставляя. жрицы байками «страшными» о демонах и ёкаях пугают, будто бы шинобу дитя малое. будто бы это должно заставить её взгляды собственные изменить и молиться с усердием большим, чтобы всю свою искренность показать и не быть «съеденной».
она ладошки со слишком громким хлопком (слишком громким в воцарившейся благоговейной тишине) перед лицом соединяет под недовольные взгляды жриц во время очередной ежедневной молитвы. священная сакура перед ними величественно распростерла свои ветви, качая ими словно бы в ответ на их невысказанные вслух молитвы за счастье и покой всех жителей инадзумы. говорят, она желания способна исполнять. тихий шелест цветов сакуры звучит в ее ушах как тихая насмешка. куки, честно говоря, совсем не верит, но на долю секунды глаза прикрывает.
избавь меня от этих нудных дней.
наверное, впервые за все время пребывания в храме ее молитва полна небрежной искренности.
в конце концов, ей все равно нечего терять.единственное время, когда шинобу даже нравился храм наруками, это когда ночь опускалась на гору, превращая многолюдное место в обитель пустую. никаких однотипных вопросов. никаких взглядов. ни-че-го. одна тишина и покой. тот самый, что многим удается достигнуть едва ступив на территорию и взглянув на величественное древо.
куки тушит благовоние в одном из святилищ, размазывая выжженный пепел на дне кадильницы. меняет сандаловую палочку на новую. нос щекочет от обилия запахов, раздражая рецепторы. она жмурится, пытаясь сдержаться, чтобы не чихнуть и спешно покидает помещение, прикрывая за собой окрашенные в алый двери. шинобу собирается возвращаться в дом для жриц, но по дороге к привычному шелесту цветов сакуры добавляются еще звуки. иллюзорный шепот казался как никогда настоящим.
любопытство берет вверх, а следом — удивление, когда у корней священной сакуры она замечает согнувшуюся крупную фигуру. в такое время редко когда захаживали случайные путники. тихое (и не очень) бормотание доносится до её ушей. куки неловко отступает на шаг назад, вновь вставая на тропу, когда слышит как вечерний гость поминает кого-то дорогого сердцу. как бы шинобу не противилась своей службе при храме, прервать столь чувственный момент и прогнать прихожанина ей не позволяла совесть. ровно до тех пор, пока в руках не мелькает сверток. хотя вовсе не на него куки обращает внимание.
следы земли на пальцах. шаг. горстка земли у коленей. еще один.
куки останавливается в нескольких шагах, с толикой любопытства выглядывая из-за плеча оплакивающего своего «настоящего героя» о́ни. надо же, жрицы не соврали и демон действительно пришел. только вот, вопреки байкам, его сейчас далеко не «неправильная» жрица интересовала. её присутствие, кажется, застигло его врасплох.
она смотрит на перепуганное лицо демона, чье выражение резко контрастировало с его грозным внешним видом.
— ты бы землю выровнял, а то видно же. — голос шинобу звучит на удивление спокойно, когда она кивает головой в сторону наспех засыпанной ямки. слишком очевидно, что кто-то рылся в земле.
смотрит на все это с нескрываемым любопытством (и почти что восхищением этой отчаянной храбростью). окидывает взглядом о́ни напротив. что это все-таки? глупость или бесстрашие? слабоумие или отвага? он вообще представляет, где он и к чему сейчас прикоснулся? интересно, какое лицо сейчас было бы у яэ мико, узри она развернувшуюся картину, как кто-то столь небрежно прикасается к самому священному и неприкосновенному, что есть в этом месте. возможно, по долгу службы, как настоящая жрица, ей бы следовало поднять шум и выгнать вон этого богохульника, защищая священную сакуру от таких посягательств. но шинобу все так же спокойно смотрит, явно даже и не думая будить остальных.
— чего прячешь?
спрашивает и делает еще один шаг.
неужели он так громко воспевал павшего война, что умудрился привлечь к себе внимание?
итто уставился на жрицу: она возвышалась над ним словно мраморное изваяние, освещаемое мягким светом фонарей. поймав ее пристальный взгляд глаза-в-глаза, о́ни на мгновение застрял в собственных мыслях — в голове жужжащий рой и ни одной годной идеи. он бесшумно открывает рот, словно рыба оказавшаяся на суше: слова предательски застревают в горле. единственное что пришло ему в голову — бежать, чем быстрее, тем лучше. он неловко улыбается, в мгновении сжимая землю в кулаке — сейчас он кинет ее жрице в лицо и у него будет пара минут чтобы скрыться. идеальный план отступления.
— ты бы землю выровнял, а то видно же.
голос незнакомки спокойный и ровный, мгновенно сбивает с толку своей невозмутимостью: она не кричит на него и в ее взгляде отсутствует страх.
— чего? — переспрашивает о́ни, вопросительно вытягивая шею и хмуря брови. он переводит взгляд на импровизированную могилу и присматривается к ней на предмет изъянов, склоняясь и прижимаясь щекой к земле. действительно, видно. итто разжимает ладонь, выпуская землю заготовленную для внезапной атаки и приглаживает ее рукой, выравнивая по поверхности, но даже так цвет почвы все равно разнится.
— так тоже видно, — с разочарованием и едва заметным возмущением отзывается демон, вытирая щеку тыльной стороной ладони, — вот зачем ты мне сказала? — итто взмахивает рукой, указывая на следы вторжения, — теперь я буду об этом думать.
— постой, а ты разве не должна выгнать меня?
может она забыла, что обязана позвать остальных, чтобы те, другие, с отчаянными криками «демон, демон!» раскидывали горсти бобов, чтобы изгнать его из священной обители? а быть может у нее в рукавах припрятан тофу, поэтому она ведет себя так уверенно? да ну, он бы его сразу почувствовал. здесь определенно что-то другое... итто широко распахивает глаза и замирает, когда осознание прошибает его словно удар молнии. ну конечно, как он сразу не догадался. она сражена его обаянием, другого и быть не может — влюбилась.
на лице итто проскальзывает самодовольная, широкая ухмылка. если так подумать — все жрицы — это одинокие девушки мечтающие встретить свою любовь, совсем как в романах, которые издают огромным тиражом; наверняка и она не исключение. бедные, несчастные души, лишенные свободы! узники храма, по воле судьбы скованные клятвами и обетами.
итто прикрывает глаза и гаденько хихикает, он уже представляет себя спасителем, тем, кто положит конец ее страданиям. в его голове складывается идеальная картина мира: она молится за его победы в жучиных гладиаторских боях, восхваляет его предводительские навыки, восторгаясь его силой и умом, носит его оружие и ухаживает за ним, полируя меч до ослепительного блеска; вместе они обсуждают победы, устраивая пикники в тенях ветвистой сакуры, жаря на костре фиалковые дыни: он рассказывает ей о жуках, а она завороженно слушает, зная наизусть имена всех павших героев. в случае беды она будет той, кто будет приносить ему еду в камеру, если треклятая охрана сегуната в очередной раз посадит его за решетку — она не только будет восхвалять его как героя ханамидзаки, она будет восхвалять его как величественного багрового о́ни, единственного в своем роде.
из мечтательного транса его выводит ее голос, пронизанный любопытством — она делает шаг вперед, сокращая расстояние и интересуясь тем, что же он там закопал.
— это тайна, которую я не могу доверить кому попало, — итто самоуверенно задирает нос, намекая незнакомке, что его расположение еще нужно заслужить, но тут же хитро щурится и оглядывается по сторонам.
— пожалуй, я могу рассказать тебе, но только не здесь, — его голос становится тише и опускается до шепота; находится в храме где их в любой момент могут застать другие служительницы, или того хуже — сама кицунэ — опасно для его репутации.
итто поднимается с земли и отряхивая штаны, вздыхает, упираясь руками в бока. осматриваясь по сторонам, он пытается придумать как скрыть следы проведенного обряда, зная что если этого не сделать, яэ в очередной раз наплюет на все святое и раскопав могилу, выкинет тело его павшего героя со скалы.
он с важным видом выхаживает из стороны в сторону создавая вокруг себя шлейф загадочности, пока не замечает достаточно большой валун. тяжелый на вид камень не вызовет подозрений, вряд ли кто-то помнит где он вообще стоял, а хрупкие жрицы, даже если заподозрят неладное точно не смогут вернуть его на место. воодушевленный собственной гениальностью, итто подскакивает к валуну и обходит его вокруг, прикидывая в какой восторг придет незнакомка, когда увидит его силу и мускулы.
— отойди в сторону и не мешай мне, — итто совершает круговые движения плечами, поднимает руки вверх и наклоняет корпус сначала в одну сторону, потом в другую, точно так же он разминает шею до хруста позвонков. о́ни вытирает ладони об бедра, чтобы камень ненароком не выскользнул из рук и наклонившись, обхватывает его в попытке поднять. с воинственным рыком, итто тянет камень на себя, но тот даже не думает отрываться от земли.
— должно быть магия противной кицунэ! — пояснил демон в очередной попытке поднять валун. в мгновении на его лбу проступает испарина и дыхание сбивается, он переводит взгляд на жрицу.
— чего ты стоишь прохлаждаешься? не видишь что мне нужна помощь? — рычит он на нее, взмахивая рукой, — помоги поднять или прочитай заклинание, чтобы рассеять оковы, — итто снова обхватывает камень, в этот раз уже немного приподнимая его от земли.
— я так и знал, что это магия! — цедит демон сквозь плотно сжатые зубы. когда у него все же получается поднять камень, он старается выглядеть мужественно, чтобы жрица восхитилась его непревзойденной силой. в попытке дотащить валун до могилы, итто ненароком сшибает несколько фонарей, что расставлены на земле, поднимая шум; в храме зажигается свет и это кажется плохим знаком — действовать нужно быстро. итто бросает камень и уже волоком толкает его в нужное место, в то время как пламя касается бумажных стенок упавших фонарей, мгновенно вспыхивая. заметив отблески разгорающегося огня, о́ни бросает испуганный взгляд в сторону жрицы.
— надо бежать пока нас не поймали! — он протягивает ей руку, — ты со мной?
