кто сказал, что устроить апокалипсис легко?

учесть миллионы факторов невозможно в реалиях нашей несовершенной вселенной, которая даже не позаботилась о справедливом разделении на черное и белое, на инь и янь, на свет и тьму, исторгнув из своего чрева человеческий мир. никому не нужный, мешающий, только своим существованием разрушающий очевидный баланс. и ладно, если бы эти мерзкие отродья сдохли бы в процессе эволюции, но нет — им помогли, их защитили… им дали новую лучшую жизнь.

с чувством мерзости и подступающей тошноты закрываю глаза, в отчаянной попытке избавиться от ненужного сейчас гнева. рука по привычке тянется к груди, и пальцы нервно теребят разболтанную пуговицу рубашки — я чувствую приближение очередного приступа, но все еще надеюсь, что пронесет.

досадно. не вовремя. унизительная переменная, с которой нужно считаться.

она не заставляет себя ждать. о нет, она никогда не опаздывает. она чертовски пунктуальна. ее величество боль повенчана со мной с того самого момента, как я принял решение искусственно накачать себя демонической кровью. моя ненавистная верная спутница.

она приходит, чтобы напомнить о смертности моего человеческого тела. и шепотом, словно иглами, пронзает мои мышцы, наполняет рот отравленной кровью, говоря о том, что время, которое я одолжил у смерти, однажды придется вернуть.

жгучие щупальца боли пронзают грудь, и знакомый спазм безжалостно сковывает все тело. рывком расстегиваю рубашку, нащупываю клапан и пускаю по венам чужую, убивающую меня, кровь. как будто внутри меня течет жидкий огонь, обжигающий каждый сосуд, каждый капилляр, но это ощущение быстро проходит, забирая с собой боль, и реальность снова обретает черты.

да. апокалипсис —  то еще занятие для поехавших, но сдыхать на финальной стадии я не собираюсь.

не сейчас уж точно.

глубокий вдох, и я покровительственно, как ни в чем не бывало, осматриваю свою маленькую армию демонических порождений. бесполезное мясо, не имеющее никакой практической ценности, кроме как пойти в расход. однако, если спустить их с поводка, то людские жертвы даже от таких «низших» будут исчисляться сотнями. очередная несправедливость истеричной вселенной. хотя мне ли жалеть бесполезных, никчемных существ, гниющих заживо и гордо именующих себя человечеством.

волна раздражения захлестывает с новой силой, едва я вспоминаю причины своего нахождения здесь. на этой убогой крыше не менее убого строения в таком же ничтожном городе, где повезло обосноваться сыну демона-рыцаря спарды. вечер определенно триумфальный. немного торжественного мандража определенно не лишне.

я достаю свои позолоченные часы, и собственное взволнованное сердцебиение заставляет чуть ли не задохнуться в предвкушении такой долгожданной встречи. то, что данте явится, не вызывало у меня ни малейшего сомнения. более того, манипулировать им было чистым наслаждением, словно играть с огнем, не способным тебя обжечь. такая послушная, читаемая людская кукла так нелепо и смешно отвергающая собственное происхождение.

чужой взгляд прожигает затылок, я чувствую этот холод опасности, словно за спиной внезапно завыли собаки, объявляющую охоту на кролика открытой. о, да я сегодня в ударе.

мне не нужно видеть, я знаю кому принадлежит этот взгляд — анджело. чувствует этот азарт, предвкушает — ему тоже не терпится.

— потерпи еще немного, ты ведь так долго ждал, — перехожу на вкрадчивый успокаивающий шепот, я не оборачиваюсь, но знаю, что демон слышит каждое мое слово, — скоро ты отомстишь и вдоволь напьешься его крови, — я улыбаюсь жадно, плотоядно и почти безумно, — только не забудь оставить мне пару капель.

мельком ловлю свое отражение в матовом блеске циферблата — хищный оскал смотрится пугающе неестественно, искажая мягкие черты кроличьей маски, и это «несовершенство» выдает всю мою исступленную одержимость.

за спиной чувствуется тяжесть массивного меча спарды, я касаюсь амулета наконец осознавая, что как бы не была глубока кроличья нора, она не бесконечна. да, стоит признаться мне помогли, но моих заслуг это нисколько не умоляет. мотивы второго «потерянного» сына оставались загадкой, я даже представить не мог, что добыть его кровьи часть амулета окажется настолько просто, однако выяснять у черного рыцаря причины столь щедрого подарка, естественно, не стал.

не знаю, сколько я простоял вот так, погруженный в свои мысли и одновременно ни о чем определенном не думая — возможно, целую вечность, а может быть всего пять минут, но из меланхоличного оцепенения меня вытолкнул нарастающий рев мотоцикла. лавируя между оживившимися демонами, я не тороплюсь выходить, но все же делаю это высокомерно, снисходительно, как хозяин, который вышел встретить долгожданного, но запоздавшего гостя.

— данте! — радушно, в приглашающем жесте, развожу руками, как будто хочу заключить его в очень... очень, очень крепкие объятия, — я безмерно рад нашей встрече.

как любопытно. не ожидал такой реакции, но она многое проясняет.

старший брат, рьяно старающийся скрыть свое происхождение и почему-то высокомерно принимающий меня за идиота, не способного сложить два плюс два. точнее, часть амулета и кровь спарды.  и маленький брошенный данте, с детским упрямством отвергающий свое собственное естество. я бы многое отдал, чтобы увидеть их семейную встречу. уверен, воссоединение было бы тем еще зрелищем. сегодня мне определенно везет, а значит, можно рискнуть и поднять ставки.

— ты про это? — небрежно касаюсь холодных камней пальцами и смотрю на дьяволенка с покровительственным вызовом. с любопытством отмечая каждую перемену, произошедшую в нем за каких-то несколько секунд. куда же подевался твой неуклюжий сарказм? разлетелся осколками, стоило получить ледяной удар под ребра от осознания, что, возможно, твой единственный брат не только жив, но никогда не искал тебя. никогда не пытался. он давно выбрал свою сторону.

черт возьми. я был уверен, что данте должен был знать. должен был чувствовать.

и тут я начинаю хохотать так, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. смеюсь истерично взахлеб, громко, лихорадочно, задыхаясь от избытка чувств. но так же внезапно становлюсь серьезным, как ни в чем не бывало оценивающе смотрю на данте и поднимаю руки в примирительном жесте, показывая, что первым не нападу, если он не спровоцирует.

— прощу прощения. нервы. да и мероприятие у нас намечается куда масштабней, чем обычное чаепитие.

еще никогда я не чувствовал себя столь превосходно. как интересно будет его разрушать, подменяя мнимыми понятиями не менее ложную однобокую истину. однако сейчас нам с данте нужно уладить более деликатные вопросы, касающиеся непосредственно будущего двух наших миров.

даю дьяволенку несколько секунд, чтобы прийти в себя, спрятаться за своей самодовольной броней, натянуть привычную наглую самоуверенную улыбку. но теперь его усмешка становится острой, как лезвие, вот-вот готовое сломаться.

— данте, я все расскажу, как только мы проясним пару насущных вопросов касательно твоего вклада в грядущее будущее человечества. ты ведь согласишься, что это имеет чуть большее значение, чем твои семейные разборки? — я надеваю маску примирительного спокойствия и медленно подхожу, так чтобы данте смог оценить уровень опасности, так, как вел бы себя дрессировщик, входя в клетку к хищнику. отчего-то эта мысль веселит, и на моих губах проскальзывает тень улыбки. — позволь мне показать оборотную сторону твоего мира. место, где зародилась твоя демоническая кровь, дом, который когда-то был родным для твоего отца. до того, как он решил разделить мир на ад и рай.

и рай — это твой мир. а вот мой, к сожалению, ад.

поворачиваю голову, оценивающе разглядывая расползающиеся по городу разрушения, даже делаю пару шагов ближе к краю крыши, жестом приглашая данте подойти: улицы, еще недавно заполненные людьми, теперь почти пусты — лишь обломки машин, развороченный асфальт (я даже отсюда вижу глубокие борозды, оставить которые смертному не под силу), искореженные фонарные столбы, как призраки, слабо мерцают, напоминая о том, что здесь всего лишь несколько часов назад кипела жизнь.

восхитительно.

в переулке слышны хриплые рыки низших демонов и вслед за ними истошный человеческий крик, за ним еще один, более сдавленный, полный отчаяния и боли. под холодным светом неоновых вывесок мелькают фигуры двух молодых парней. один из них сильно ранен — его нога неестественно вывернута и второму приходится буквально тащить его на себе. существо сзади них как будто вырастает из темноты переулка, неотвратимо приближаясь, заполняя собой пространство как оживший кошмар.

я с интересом склоняю голову набок и расплываюсь в довольной улыбке: парень, тот, что помогал другому бросает его на откуп демону и с воплями ужаса уносится прочь.

так предсказуемо.

костлявая лапа твари, черная как смола, длинными тонкими когтями впивается в ногу своей жертве, разрывая кожу и мышцы; кажется, даже здесь сквозь громкое смрадное сопение демонов, я слышу отчетливый хруст кости.

— посмотри на них. они готовы продать, предать, убить, лишь бы спасти свою жалкую шкуру. скованные плотью ничтожества, — я обращаюсь к данте, но говорю это больше для себя, вновь и вновь озвучивая то, к чему пришел много лет назад. челюсти демона смыкаются на руке человека, отрывая ее с мясом и сухожилиями. отродья позади меня беснуются, чувствуя свежий, резкий запах крови. — ты действительно веришь, что спасешь их? они боятся тебя, как и этих демонов. и линчуют тебя, стоит тебе только оступиться.

— идем со мной, сын спарды, пора тебе увидеть мир, который ты отвергаешь и который твой отец вверг в хаос, — время не ждет, а мои кровожадные подопечные слишком нетерпеливы и голодны до крови.

я пропускаю данте вперед и шагаю в открытый портал следом. почти с ностальгией вдыхаю горячий токсичный воздух, пропитанный страхом и страданиями моего народа. он густой, как вязкое вино, и каждый вдох обжигает легкие серой и пеплом. вокруг нас — бесконечные руины древнего демонического мира, тени исполинских существ, башни из костей и черные пульсирующие плиты под ногами, испещренные лавовыми жилами.

— посмотри на это, данте! — я делаю несколько шагов вперед, распахивая руки и представляя ему отравленный, отвергнутый мир как нечто прекрасное. вдалеке сквозь марево вечных ядовитых испарений высятся руины замка спарды — некогда величественного, теперь лишь обглоданные временем кости былого величия. этот мир умирал. он агонизировал страшно и мучительно.

— вот на что обрек этот мир твой отец, когда возвел стену, как трусливая шавка, сбегая от своего хозяина мундуса. нет смысла отрицать очевидное — ты не человек и никогда им не был. люди никогда не примут тебя.

он сопротивляется, но я чувствую — где-то внутри он слушает.

— пора прекратить это все. исправить ошибку твоего отца и уничтожить стену. и кое-кто осознал это раньше тебя.