ей всегда казалось, что в этом есть что-то неправильное. что в том, с какой легкостью ей все дается – есть что-то странное и отчасти страшное. (людям не может так везти). что в том, с каким обожанием смотрят на нее и с какой любовью выкрикивают ее имя, есть нечто неестественное. как и в её почти_всегда идеальной (яркой) улыбке. выверенные эмоции, отточенная мимика, все жесты правильные и ни единого лишнего движения. заученный сценарий дорогой постановки: её научили быть звездой, умножив талант красивыми декорациями.

её идеальный мир похож на воздушный шарик с конфетти внутри: красивый, яркий, но вместо чувства легкости и наслаждения красотой лишь перманентный страх услышать громкий хлопок лопнувших иллюзий, и напряжение, вшитое под кожу нитями — за которые так любят дергать директор, менеджер, фанаты, анти-фанаты, безликая толпа. чем питаться, что надевать, что писать в чат, что говорить, как себя вести — утахиме кажется порой, что она саму себя (медленно) теряет. но   

она правда любит то, чем занимается. она любит своих фанатов. улыбается им, произнося очередные мотивирующие фразы и слова благодарности на фан-встречах под пристальным взглядом менеджера_у неё нет права на ошибку. новый вопрос — нейтральный ответ_цена даже малейшего промаха слишком велика_ты ведь не хочешь всё это разрушить в один миг? они её совсем не знают, но почему-то считают своей. боготворят. любят. по-настоящему. (вроде как). просто по-другому. той любовью, что не насытиться. словно чертов никотиновый пластырь — бесполезный атрибут, пустая наклейка, глупая попытка самообмана — потому что организму хочется настоящего, а не иллюзий полезности и нужности.

но утахиме, вопреки всему, лишь на сцене себя по-настоящему живой ощущает. и убеждает себя из раза в раз, что готова мириться с иными неудобствами.

ее жизнь — вечный чертов п а р а д о к с.

сегодня под ярким светом софитов её снова сжигают взглядами, топят в любви, и собственное имя, эхом бьющееся об клетку грудную, барабанной дробью внутри отзывается. её голос переливается, искрится, чарует — утахиме взглядом окидывает толпу, собравшуюся в зале. всех тех, кто пришел сюда только ради неё. как будто они правда нуждаются именно в ней. это приносит удовлетворение — осознание того, что люди и правда следят за каждым её движением, включаются в представление.  это чувство пьянит, как игристое вино. жизнь повседневная на фоне ярких и ни с чем не сравнимых эмоций казалась маленькой и незначительной, и все её тяжелые мысли с проблемами тоже. улыбается шире, ярче, под очередной рёв толпы. сцена — наркотик, у нее свои последствия, но и эффект сильнее, чем у любой химозно-токсичной дряни.

ритмичный стук каблучков, шаг, второй, третий. позволяет себе расслабиться, раствориться в моменте, не держаться за прочные поводья контроля. ступает на одну из декораций. за громкой музыкой и шумом зала опасного треска не слышно. момент, и земля буквально уходит у неё из под ног. мир перед глазами плывет и короткий вскрик тонет в гуле голосов. утахиме глаза открывает, видя перед собой одного из секьюрити, что принял на себя основной удар, закрыв тело певицы от летящей на нее арматуры. она теряется во множестве голосов, в людях, что тут же оказываются рядом с ней. не успевает осознать происходящее, когда ей помогают подняться и тут же за кулисы уводят.

она боль чувствует не сразу: резкий выброс адреналина притупляет ощущения, оставляя лишь чувство растерянности. лишь когда менеджер усаживает её на диван и ноги поврежденной касается, что-то встревоженно говоря, девушка вздрагивает, словно от хлесткого удара по щеке, вновь ловя связь с реальностью.

— прекрати меня уже щупать, мне больно. — лицо искажает легкая гримаса боли, когда утахиме, отпихнув чужую руку, делает безуспешную попытку перенести часть веса на поврежденную ногу. но сталкивается с сопротивлением не только собственного организма, но и со стороны менеджера, что усаживает ее обратно, надавливая на плечи. — это же не перелом?

— на перелом не похоже. — мужчина обрывает её на полуслове, доставая телефон и быстро набирая кому-то сообщение, под хмурый взгляд девушки. — я разберусь здесь со всем. сиди здесь, я позову кого из стаффа. позже поедем в больницу, чтобы убедиться наверняка. ты поняла меня?

менеджер, расценив её поджатые губы как знак молчаливого согласия, покидает гримерную, оставляя девушку одну со своими мыслями. звуки, доносящиеся из коридора, смешиваются в один гул, подобно надоедливому рою насекомых. и утахиме хочется рявкнуть на всех, чтобы заткнулись к чертям, чувствуя бурлящую внутри злость и досаду. пальцами сжимает телефон, снимает блокировку и бесцельно смотрит на заставку телефона. на экране — красивая картинка (она сама), в зеркале напротив — бледное лицо, слишком хмурое для «яркой» звезды. царапина на щеке, содранные колени и синяки, что явно проступят на теле позже — утахиме мало волнует сейчас внешний вид, хотя и знает, что для завтрашних новостей жалкие желтые газетенки выберут самую неприглядную фотографию с её падением. её имя будет в рейтинге первых, но вовсе не той славой, какой ей бы хотелось. чужая халатность разрушила то, ради чего она трудилась несколько месяцев практически без сна и нормальной еды, в плотном графике вечных репетиций, промоушенов, «важных» встреч и снова репетиций.

— к черту. — телефон летит в дальний угол дивана, когда утахиме откидывается на спинку, голову задирая и ладонями прикрывая лицо. пускай менеджер разбирается с возникшими проблемами, отбивается от назойливых репортеров, и письмо с обращением к фанатам от её лица («со мной все в порядке, не волнуйтесь. все виновные обязательно будут привлечены к ответственности. пожалуйста, не пропускайте приемы пищи. и отдыхайте побольше. это ведь так важно. я сегодня хорошо отдохнула и скоро мы снова с вами увидимся. файтинг!») пусть тоже придумывает сам. она устала и отдых заслуживает не выдуманный, реальный.

скрип двери и тихий выдох сквозь ладони. менеджер управился быстрее, чем она думала.

— уже вернулся? поедем сразу домой, вызову врача сама. не хочу шататься по больнице.

она хочет лишь в свой дом. в тот небольшой мирок, где, пусть и на короткое время, она предоставлена самой себе. где нет сотни взглядов, объективов камер и вспышек, чьих-то указов и советов. где ритм жизни замедляется в кратковременной иллюзии покоя. где маски сброшены и вместо дорогого ужина в ресторане, запощенного с её аккаунта менеджером в инстаграм, в холодильнике — холодное пиво и жаренная курочка из ближайшей к дому забегаловки. так по простому, но так по н а с т о я щ е м у.

утахиме ладони от лица убирает медленно, вниз опуская. так же медленно поворачивает голову, взгляд на вошедшем фокусируя. легкое удивление в глазах — это не менеджер — лишь на долю секунды, мало ли здесь лиц ей смутно (или и вовсе не) знакомых? она дружелюбна со стаффом, уважает работу каждого кто работает в лично её команде и тех, кто подключается по мере необходимости, даже если это и разовое сотрудничество. но, как ни старайся, запомнить всех задачка из разряда «невыполнимо»: в её круговороте жизни самые разные лица сменяются слишком часто.

— немного неудачно упала. — отвечает спокойно и чуть морщится, когда холодные пальцы касаются поврежденного участка. а, нет, все таки болит сильнее, чем она думала. и, все же, ей действительно повезло, если смотреть на картину объективно. страшно даже на минуту представить, в каком она могла быть состоянии сейчас, если бы не тот сотрудник, подставившийся под основной удар. мужчина был в сознании, когда менеджер спешно уводил девушку со сцены, и все же сильно пострадал. идея о том, что нужно будет обязательно его поблагодарить, укрепляется в сознании довольно прочно. но об этом она подумает потом. — тебя сюда менеджер направил?

на долю секунды проскальзывает призрачная мысль, что где-то она раньше уже видела этого человека, но темные очки не дают составить полноценный «портрет». впрочем, утахиме не слишком сильно зацикливается на этом: менеджер сам обещал направить к ней кого-то, но, видимо, личная охрана сейчас была (где, утахиме?_п о д у м а й) занята, в связи с суматохой, проверкой безопасности остальных объектов, а потому пришлось обратиться к помощи местного персонала.

и ответ почему так, кроется в следующей фразе мужчины.

— запланированное нападение? — шок на её лице слишком явный. нападение? на кого? на неё? прямо во время концерта, на глазах у тысячи людей? кто... кому это нужно? для чего?

немыслимо.

не реально — хотелось бы, чтобы это было так — но, когда собственная жизнь буквально несколько минут назад была под большим риском, сложно не поверить.

— сумасшествие...

выдыхает едва слышно, руку в ответ вкладывая в протянутую ладонь. опирается на подставленное плечо, позволяя увести себя в более безопасное место. шум, что был за дверьми гримерной, новыми красками играет, когда они выходят в коридор. всего в нескольких десятках метров там, где сцена, крики — утахиме замедляется и оборачивается через плечо, пытаясь взглядом увидеть, хоть на долю секунды уловить, знакомые лица (или же, напротив, надеясь, что не увидит ни одно из них?) — группа людей, обломки тяжелых декораций, рванные края досок. она сглатывает, вставший в горле ком. она ведь могла быть там.

идет, словно в неком трансе, невыносимо сложно — сохранить способность мыслить здраво. шум становятся все дальше, голоса — приглушёнными, когда они спускаются на подземную парковку. утахиме не сразу понимает, что что-то не так. что на парковке как-то слишком пусто. что данные не сходятся. что менеджер ни за что не отправил бы её одну. все силы уходят на осознание произошедшего, слабый голос разума_подступающей тревоги, слишком тих, в окружавшем ее хаосе. но один вопрос все же назревает.

— подожди минутку. наша машина припаркована в секторе S. — поздно отмечает, что это другой выход на парковку. поднимает вопросительный взгляд на мужчину. возможно, все дело в соблюдении безопасности? она знает, что наготове всегда есть другой автомобиль, на случай непредвиденных ситуаций и незаметного «побега» от наглых репортеров и слишком назойливых фанатов. но до сегодняшнего дня ей не приходилось пользоваться данной обманкой. — а где менеджер? мы поедем вдвоем? больше никого не будет?

а еще она вспоминает, что забыла наверху в комнате свой телефон. раздраженно откинутый он так и остался лежать, зажатый между спинкой дивана и подушкой.

но она не успевает закончить свою мысль. успевает лишь повернуться обратно, в сторону лифта, как вдруг мир перед глазами резко исчезает и утахиме проваливается во тьму.

* * *

ей кажется, она находится где-то под толщей воды. погружается тягуче медленно, никак не достигнув дна. собственное тело кажется подозрительно легким и, в то же время, совершенно неощущаемым. сознание возвращается по крупицам. так же медленно. словно пытаясь прорваться через дремоту.

что произошло?   точно. нападение.
не помнит. не может вспомнить, что случилось. события обрываются слишком резко.
она потеряла сознание?   когда?

когда отвернулась всего на секунду.

нет.  не может быть.

утахиме хмурится. ресницы дрожат, когда мысль страшной догадкой прорезается сквозь затуманенное сознание. приходить в себя, открывать глаза, становится страшно. хотя бы жива. пока еще.

делает судорожный вдох, словно все это время легким был перекрыт доступ кислорода. полностью придя в себя, медленно открывает глаза, но все, что она видит — та же тьма, что и окружавшая её до этого. что это на ней? мешок? через плотное плетение канвы нет возможности что-либо разглядеть, ни малейшей дырочки, ни разошедшегося шва — ничего. а, может быть, она все еще без сознания, и все это — лишь плод её уставшего мозга? какой-нибудь чертов сонный паралич? менеджер не раз говорил, что если она будет продолжать работать в том же духе, то все рано или поздно к этому и придет. но мог ли он (или кто-то другой) хоть на секунду представить, что к такому?

она пошевелиться пытается — тело тут же отзывается неприятной скованностью движений. руки за спиной крепко связаны. чувство нарастающей паники и леденящего страха ощущаются не менее болезненно, чем натянутые веревки. пытается заставить себя успокоиться хоть на минуточку (она не должна, не должна, не должна бояться) ведь паника, это первый шаг в пропасть. вот только на деле все сложнее. она снова дергает руками. трет запястья. мелкие камни дорогого браслета больно впиваются в тонкую кожу, царапая ту, но утахиме не прекращает попыток. еще раз. и еще. пытается отчаянно ослабить веревки, выпутаться. если надо — сотрет руки в кровь. лишь бы помогло. дергает с силой в очередной раз и почти шипит от боли, из всех своих попыток понимая еще одну вещь: ее руки дополнительно еще и к спинке стула привязаны.

головой трясет не менее отчаянно, пытаясь сбросить с себя хоть этот чертов мешок, чтобы, хотя бы, увидеть где она. чтобы увидеть хоть что-нибудь. утахиме никогда не боялась темноты, до этого момента. попытка проваливается. девушка останавливается, лишь когда голова начинает кружиться, и, если бы ее тело не было четко зафиксировано на этом ужасно неудобном стуле, её бы точно повело на пол.

замирает резко, осознав всю тщетность своих усилий. пытается прислушаться к тому, что происходит вокруг, но не может сосредоточиться ни на секунду, слыша лишь стук собственного сердца. быстрый. словно отчаявшаяся птица, бросающаяся на прутья клетки. шмыгает носом, из последних сил пытаясь сдержать слезы. плечи дрожат, чувство страха и неизвестности буквально поглощают её. ей стоит неимоверных усилий, чтобы вернуть себе способность хотя бы говорить.

— здесь кто-нибудь есть? эй!? — голос её дрожит. каждое слово дается с большим трудом. и она не знает, какой ответ боится услышать больше всего: то, что она здесь (где?) совершенно одна, или, что все-таки, здесь есть кто-то еще? кто они? сколько их? зачем (почему) они так с ней?

окружающая ее темнота и тишина кажутся невыносимыми.

— чего вы хотите? что вам от меня нужно?

никогда еще не чувствовала так ясно непредсказуемость будущего, как чувствует это сейчас.

что с ней теперь будет?
что будет?