[icon]https://i.postimg.cc/GmF0WQk2/4545.png[/icon][nick]kaveh[/nick][status]your eyes are swallowing me[/status][lz]<div class="lz-name"><a href="http://reflectivecross.ru/profile.php?id=372">кавех</a></div>take my hand and give me a reason to <a href="http://reflectivecross.ru/profile.php?id=507">start again </a>[/lz][fandom]<div class="fan-name">genshin impact</div>[/fandom]
На рассвете солнечные лучи проникают в таверну, мягко преломляясь сквозь узорчатые окна; рассеянные цветастые орнаменты оживают, наполняя скромную обитель теплом и уютом. В воздухе витает запах угля и жаренного мяса, в большем янтарном казане бурлит овощной суп: его восхитительный, тонкий аромат заставляет пустой желудок Кавеха взвыть от гнетущего голода.
Он просыпается от невыносимого шума: звонкий смех, чужие голоса и звон посуды — все это смешивается в одну громогласную какофонию, что отдает нестерпимой пульсацией в висках. Вчерашняя попойка удалась на славу, об этом свидетельствует сильная головная боль, тяжелое похмелье и вязкая, всеобъемлющая пустота в душе.
Казалось бы, очередной дорогостоящий проект окончен: заказчик доволен, деньги получены, но душевного удовлетворения нет, как нет и желания продолжать творить пока Академия навязывает свои идеалы, основываясь лишь на практичности и функциональности. Кавех, работая по чужой указке, с каждым днем все сильнее ощущал как его идеалы, принципы и убеждения рушатся под гнетом новых тенденций; он чувствует себя загнанным в ловушку, из которой уже не сбежать.
Он сидит за широким столом из цельной адхигамы и жмурится, пощипывая себя за переносицу; пересохшее горло неистово саднит.
— Что, голова болит, приятель? — Ламбад, хозяин таверны, ставит перед Кавехом деревянную кружку.
— Есть немного, — щурясь от боли, Кавех с трудом выдавливает улыбку.
— Выпей, — Ламбад садится напротив и пододвигает кружку, — этот отвар мигом поставит тебя на ноги.
Кавех берет кружку, и тепло, исходящее от нее, обжигает тонкие длинные пальцы архитектора. Он подносит ее к лицу, и морщится, вдохнув исходящий от варева аромат.
— Воняет словно мокрый як, — Кавех кривит губы, поднимает взгляд на хозяина таверны, делает несколько глотков и тут же плюется, закашлявшись. Ламбад поднимается и, смеясь, хлопает архитектора по плечу, — пей-пей, а я пока принесу тебе суп.
И Кавех пьет: глоток за глотком, делая над собой усилие, чтобы подавить рвотный рефлекс. Горький, вонючий отвар стекает по горлу прямо в пищевод. Допив содержимое, он звонко ударяет дном кружки об поверхность стола и откидывается на спинку дивана, затем запрокидывает голову и закрывает глаза.
— Смотри! Это же Кавех! — Парень пихает в бок свою спутницу, и та расплывается в улыбке. Заслышав свое имя Кавех хмурит брови, нехотя разлепляет глаза и удивленно охает, когда видит перед собой старых знакомых.
— Давно тебя не было видно, как твои дела? — Усаживаясь напротив интересуется Яванани, снимая с головы бархатный берет; Хальдун садится рядом.
— Все просто замечательно, — улыбаясь, отмахивается Кавех не желая погружаться в рассуждения о давящей обстановке в архитектурном бюро, — вот уж не думал вас здесь увидеть, разве вы не отбыли изучать гору Девантаки? А это что? — Кавех кивает на конверт, что Яванани держит в руках.
— У нас недостаточно средств для экспедиции, а это ответ на запрос об финансировании, — с неким трепетом в голосе отзывается Хальдун, — от него зависит все наше исследование, все наше будущее в этом конверте!
— И вы еще не вскрыли? — Кавех ударяет кулаками по столу и подается вперед, — давай открывай!
Яванани улыбается, но за этой улыбкой Кавех видит сомнения; вся ее семья — выдающиеся археологи современности, живые легенды, что по сей день совершают удивительные открытия. Если она не получит должного финансирования, то не сможет продолжить исследования, а это значит, что она не преуспеет на археологическом поприще и станет позором для своей семьи.
Кавех задерживает дыхание, когда дрожащие женские пальцы пытаются вскрыть плотно запечатанный конверт; Хальдун так же выглядит крайне взволнованным.
— Ну? Что там? — С нетерпением Кавех выхватывает письмо.
— Отказ, — сухо и безэмоционально проговаривает Яванани.
Кавех хмурится, бегло просматривая текст, Хальдун выдергивает письмо из его рук.
— Это должно быть какая-то ошибка, — Кавех кладет свою руку на руку девушки, и она кажется ему неестественно холодной, — кто вообще занимается рассмотрением заявок?
— Новый секретарь Академии и наш бывший одногруппник Аль-Хайтам, — не отрывая взгляда от письма, отвечает Хальдун.
— Аль-Хайтам? — Кавех вскакивает с дивана, но резкий подъем провоцирует головокружение и ему приходится сесть обратно.
Ламбад подходит к столу и ставит перед Кавехом суп; пар, исходящий от свежеприготовленного блюда, медленно поднимается вверх.
— Вы чего такие понурые? — Хозяин таверны упирается руками в бока, — может принести чего? Например, нашу фирменную угольную лепешку аджиленах! Голос Ламбада эхом звучит в голове Кавеха: он смотрит как на глазах Яванани проступают слезы, как Хальдун раз за разом перечитывает письмо, и в его голове что-то щелкает. Он поднимается с места и молча покидает таверну.
* * *
Яркое солнце ослепляет, на улицах Сумеру, как всегда, кипит жизнь; мимо проходит небольшая группа студентов Академии, они смеются и улыбаются, излучая легкость и беззаботность. Кавеха переполняют негативные эмоции, он полностью погружен в свои мысли, и не замечает, как врезается в одного из студентов. Парень роняет книги, а Кавех, все так же спеша в Академию, оборачивается, крича извинения. Ламбад был прав: мерзотный, на вкус, отвар сделал свое дело — желудок больше не скручивает в узел, а головная боль почти отступила.
Он с силой распахивает дверь в Академию, привлекая к себе излишнее внимание. Быстрым размеренным шагом подходит к одному из ученых, интересуясь месторасположением кабинета секретаря и сдув с вспотевшего лица налипшую челку, плотно стискивает зубы.
«Как он мог так поступить. Мы же учились все вместе, он прекрасно знает как Яванани дорого это исследование.»
Кавех врывается в кабинет и замирает в дверях, когда встречается взглядом с бывшим другом; голова все еще немного кружится, в груди все клокочет, а уши горят. Он подходит к письменному столу Аль-Хайтама и упирается в него ладонями, задыхаясь от ярости.
— Скажи, в тебе еще осталось хоть что-то человеческое? — Кавех старается сохранять самообладание, однако нахлынувшие эмоции оседают комом в горле.